I.

Двое сидели в кафе и говорили на яркую тему

«Всё, что нужно знать про Ингу Карловну: oна работает в трёх направлениях – полулегальное, легальное и нелегальное. Живёт вдоволь смуглой жизнью. Держится как бульдозер, легко ложится в постель, у неё три парикмахерских. Не из тех рафинированных барышень, что кроют зад рушничком, испуская миазмы. Её мир – мир крадливости. Лучше всего на неё действует сплав хорошего доброго старого чувства и меркантильности.»

«А Вам почём знать?»

«В её заведениях в количестве водится молодняк, такие мальчики-идиотчики. Нет в них ярости. Брак характера такой. Готовы находиться при ней пажами. Сам таким был, да вот сумел сбежать.»

«Ааа…»

«А она всё давно поняла. Трогает их там, где они не любят. Они пока не привыкли к угнетению, возмущаются, как дети. Удаётся у них лишь какая-то каша, а ей от этого вампирская радость. Ремнём бы по ним ходить.»

“Нет. Всё так и должно быть. Наказание жертвы за её собственную жертвенность. А ремнём она может и ходит.»

«Кто знает… может быть, как нововведение. Но сосать соки из них она не устаёт. Для неё жизнь – цинично-музыкальное представление. Бутафория из фенов и пылесосов. Краски абортных тонов.»

«Ну добрó, не рафинированная, – зато цезарь!»

«Бери выше. Говорят, у неё, кроме скрепотворного, два иностранных паспорта. Американский получила от мужа-лётчика, который заметил её, стюардессу Аэрофлота, в конце семидесятых, в тбилисском аэропорту. Потом, правда, бросил. Или она его.»

«А второй какой?»

«Что второй?»

«Паспорт.»

«Не поверите – израильский. Нашла она в родословной фиктивного еврейского дедушку, поехала в палестины и сделала себе гражданство. А всё почему?»

«Ну хорошо, – почему?»

«Опять не поверите. Потому что в канун слияния добра и зла и воцарения в этом мире высшей справедливости Инга Карловна желает быть именно на Святой Земле, и не в качестве туриста, а как полноценно местный человек.»

 

II.

Женщина припадает к важному

Когда прошла эпоха Джеймса, – как он, пилот, со своим асовским зрением, мог не прозреть её до самой глубины?! – Инга долго не понимала, из чего исходит её опора. Oна отдалась миру отношений, то есть миру связей, но приобрела только пересортицу в личной жизни. Нужно было что-то менять, но как – ей было недоступно.

Она всегда считала себя человеком небольших дел, в меру активной, в целом ведóмой событиями. Теперь непонятный крой действительности и вовсе заставил её потерять веру в себя. Теперь Инга выпивала бутылку за ужином; хотя пока это и было хорошее вино, но от пробки до осадка она изничтожала себя.

Изношенная вина перешла на плоть. Она незаметно подурнела; это могло со временем стоить ей клиентуры. На девичники не ходила за неимением близких подруг, о психологе и не думала, но в какой-то момент, главным образом благодаря генетической гуттаперчевости, она узрела, что живёт в придуманном аду.

Была пора взрослого решения. Проведя несколько вечеров без вина, восстановив в памяти свои девические склонности и идеалы, она решила установить связь с наибольшей вещью в мире.

За один вечер произошло оненужнивание всего в её зрении, что было не первой свежести: вялотекущие люди, мировая спесь, жизнь не покрытая уловленным смыслом.

Через две недели, поздним утром Инга отслеживала алые цифры на табло в первом отделении МВД Центрального АО г. Тель-Авив. Днём этого же дня она была у Стены Плача. Между и после бродила по улочкам Старого города, засматривалась на глаза местных. Мёд смысла здесь пребывал взвесью в воздухе. Собирать его – лишь дышать. Пока решался вопрос с гражданством, она открыла для себя церковный аромат и кафедральность Иудейской пустыни, не сдалась римскому легиону и пала доблестной смертью на вершине Масады, испытала, как животворит Мёртвое море и что есть местное хлебосольство.

Через месяц она всё ещё находилась там. Ещё через два, она продолжала никуда не собираться.

 

III.

Мужчина переживает главное

Это было как впасть в прелесть. В волшебном сиянии незабытого сна он увидел еë.

Она была как тюльпан: свежа, наполнена соком, зелёной силой, прямолинейным пастельным цветом. Внешность её – с настойчивым запахом лип. Он начинался с чего-то нежного, как пастила. В центре была густота. Вокруг – сластное поле. Большие, брошенные вдаль глаза. Линия талии, уводящая в неведомый раньше сад. Волосы роскошные настолько, что таких шевелюр просто не бывает на Земле.

Стремглаз вобрал он всё её тело. Предивно.

Одна красивая цель была ещё и он достиг её, почувствовав перед тем, как увидеть. Ботанический зад.

‘Богическая!’ подумал он, исходясь трепетом. Постремился придать чувству более гражданское звучание.

‘Это глубокое язычество!’ Тратя душу, следовал он её очертаниям, то открытым взором, то через веки.

‘Нет, нет! Нужно обострить мысль!’ ‘Ну! Ну!’

‘Нечто то ли ведическое, то ли венерическое’. Б-же! Что это?!

Вихри и вихри. Других мыслей не приходило.

Душа его ущемлялась сознанием большого отсутствия.

Непосильно сгущённая программа. Такая вроде бы бесплотность, а потом…

Сцены их соития и конкретно того, что он будет делать с виолончелью её зада, пронеслись по нему вспыхивающей дорожкой. Чувствовал он себя предстателем перед Всевышним, да предстателем слишком ранним – без дара в виде чистого сознания или даже ясного взора.

Но любовь всё стелет под себя…